next up previous contents
След.: ИЗГОТОВЛЕНИЕ МОДЕЛЕЙ Выше: demon Пред.: ПЕРВЫЙ ШАГ   Содержание

Подсекции


УГОЛ ЗРЕНИЯ



Отделение смысла от бессмыслицы.

Число опубликованных статей, брошюр и внушительных монографий, посвященных биологической эволюции, уже необозримо - вряд ли найдется человек, который все это прочитал. А тут еще одна книга. Зачем? Есть ли в ней что-нибудь новое?

Мы, конечно, не рассчитываем на открытие новых биологических фактов. Новые теоретические идеи в книге все же есть, но они - далеко не самое главное. Мы придерживаемся распространенного сейчас мнения, что ``в теории эволюции обескураживает не столько недостаток, сколько избыток разнообразных идей'' [93]. Эти идеи часто противоречат друг другу, что перед каждым человеком, заинтересовавшимся теорией эволюции, встает задача: определить смысл от бессмыслицы, выбрать (хотя бы для себя) достаточно непротиворечивый комплекс идей.

Отделить смысл от бессмыслицы... Ставя задачу, желательно указать и возможные формы ответа. Что означает такое определение? В результате вопросы должны быть разделены на решенные, нерешенные и бессмысленные, идеи - на безусловно верные, безусловно неверные и спорные. Нужно выделить область фактов, рассматриваемую в данной науке, описать методы получения фактов и их объяснения, разделить факты на объясненные, необъясненные и, что очень важно, необъяснимые в рамках существующих представлений. Нужно предложить процедуры согласования знаний, которые должны выявлять парадоксы и противоречия. Нужно... В общем, нужно провести подробный логико-методологический анализ науки. А для осуществления его в полном объеме у нас нет средств.

Неполнота и неокончательность отделения смысла от бессмыслицы не должны нас останавливать в начале пути - без такого отделения вообще ничего нельзя сделать. Его незавершенность связана не только с недостаточной проницательностью исследователя или с нехваткой методов. Те вопросы, которые раньше считались бессмысленными, могут оказаться осмысленными, а то что вчера казалось решенным, вдруг снова стать проблемой, и наоборот.

Примеры из физики всем известны. Так, вопрос о физическом существовании атомов был настолько далек от задач, решавшихся в физике позапрошлого века, что в прошлом веке многие объявили его неразрешимым и бессмысленным, а в начале нынешнего он успешно перешел в разряд окончательно решенных. Евклидовость геометрии реального мира (применимость теоремы Пифагора к физически существующим треугольникам) долгое время считалось настолько очевидной, что никаких вопросов не возникало. А сейчас, после Эйнштейна, мы уже знаем, что геометрия физического мира неевклидова.

Для решения поставленной задачи будет использоваться идеология математического моделирования, имеющиеся в рашем распоряжении методы построения моделей, а также некоторые методологические идеи Г. П. Щедровицкого [116,117] и Я. Хинтикки [109]. (Отметим, что мы не являемся последовательными приверженцами какой-либо методологической школы).

Теория - модель - объект.

Слово ``модель'' многозначно: его значение для художника или конструктора сильно отличается от того, которое принято в математическом моделировании. Мы его не рискнули предложить темпераментному художнику свое понимание модели. Для нас модель существует чаще всего в форме системы уравнений, обычно дифференциальных - описывающих изменение системы со временем, хотя бывают безусловно и другие формы моделей.

Почему ``существуют в форме'', а не просто ``есть''? Дело в том, что в ходе построения модели и, главное, при соотнесении ее с объектом, обычно используются дополнительные структуры, которых в самой системе уравнений нет. Поэтому модель есть не просто система уравнений, но еще и путь ее построения, и способ наложения на объект: метод изготовления плюс способ использования.

Теория и модель. Иногда понятия ``модель'', ``моделирование'' расширяют настолько, что любое знание объявляют моделью. Можно ли так делать? Имеют право. Но в результате этой склейки исчезает очень важная пара - теория и модель.

Модель совмещается, сравнивается с частными объектами и для этого приспособлена. Теория относится вроде бы к широкому классу объектов, но ни с одним из них впрямую сравниваться не может. Нет ``теории атома водорода''. Есть теория - квантовая механика, а модель построена с учетом большого числа дополнительных знаний: атом состоит из точечных протона и электрона, они взаимодействуют по закону Кулона, даны заряды и массы.

Опыты и эксперименты проводятся с отдельными частными объектами. Результаты сравниваются с теми, что получены на модели. Если есть заметные расхождения, то в первую очередь критикуют модель. Теория защищена моделями. Даже если не удается построить удовлетворительную модель, это относится на счет незнания каких-то дополнительных деталей объекта, ``возмущающих'' правильное поведение, или на счет неумения исследователя. И только появление новой теории, с помощью которой новые модели продуцируются более успешно, является достаточным основанием для отказа от старой.

Пример по истории механики (по Э. Маху [70], с. 179-180). Г. Галилей построил для доказательства вращения Земли свою (как мы теперь понимаем - неправильную) теорию приливов. Он полагал, что они происходят из-за вращения Земли: вода движется по инерции прямолинейно, а Земля поворачивается. Более правильную идею И. Кеплера о воздействии Луны великий Г. Галилей считал ошибочной, она могла получить достаточные основания только после создания теории тяготения. Теория Галилея давала один прилив в сутки вместо двух. Это его не особенно смущало: существовали неучтенные факторы и мысль пошла таким путем - если учесть все эти факторы, то все получится.

То же и в химии. Я. Вант-Гофф не рассматривал сложных реакций. Это одна из причин несовпадения его моделей с некоторыми экспериментами. Большая часть классической книги ``Очерки о химической динамике'' посвящена разбору ``возмущающих действий'', которые могут искажать явление. Теория же сомнению особенно не подвергалась.

Способы построения моделей и наложения их на объект в формальную структуру теории обычно не входят (вспомните модель атома водорода). Они образуют как бы дополнительный слой научного предмета. Анализ этих способов для всех современных наук - важная нерешенная проблема, обращенная как к конкретным специалистам, так и к методологам. Это и наша проблема.

Теория Дарвина и динамические модели Ньютона.

Введение в науку динамических моделей - одно из величайших достижений Исаака Ньютона. Он отчетливо понял, что если получено описание движения на малом (бесконечно малом) отрезке времени, то можно описать его и на конечном, большом интервале, решив соответствующее дифференциальное уравнение. Он также наверняка понял, что эта идея - одно из важнейших открытий, иначе трудно объяснить, почему она была опубликована им отдельно в зашифрованном виде фразой: ``Полезно решать дифференциальные уравнения'' - с переставленными буквами (в виде анаграммы), так, чтобы посторонний не мог прочесть зашифрованное, а приоритет быб бы зафиксирован.

теория эволюции с помощью естественного отбора, как это ни странно, предстает перед нами сейчас одним из воплощений идеи Ньютона: описываются изменения, связанные с наследственными вариациями, рождениями, выживанием, размножением и смертностью на сравнительно небольших временах, и утверждается, что биологическая эволюция сводится к большой последовательности таких изменений.

Закон шага и закон цели.

Предлагается объяснить сначала мелкие шаги, вместо того, чтобы сразу браться за объяснение итога. Принимается ``закон шага'' вместо ``закона цели''. Не существует в общем случае иного объяснения результатов динамики кроме того, что они следуют из описания мелких изменений, а система, проходя их шаг за шагом, ``сама себя находит''. А если для некоторых классов систем и появляются описания итога движения, минующие последовательное перемещение (шаг за шагом), то это тоже может рассматриваться как свойство шагов, свойство, вытекающее из описания сдвигов на малых временах.

Предельное (через большое время) состояние изолированной физической системы соответствует максимуму энтропии и, соответственно, каждое самопроизвольное изменение ее состояния увеличивает энтропию.

Со временем выживают те организмы, у которых коэффициент размножения больше - но это не из-за какого-либо стремления к совершенству, а просто потому, что с ходом времени их доля в системе все увеличивается. Коэффициент размножения - просто коэффициент в уравнениях, описывающих изменение численности, а не цель совершенствования. Но в результате появляется возможность рассматривать его как меру оптимальности.

Такого рода динамические модели - модели различного (часто говорят - дифференциального) выживания - призваны объяснить эволюцию. Но можно ли с их помощью объяснить биологическую эволюцию? И вообще, как мыслится объяснение мира живого путем сравнения с явными матемазаврами? Хорошо, пусть в конечном итоге различное выживание и наследуемые различия все определяют. Признаем это. Но что делать с принятым тезисом? Можно использовать его как формулировку метода: рассматривать все биологические свойства, палеонтологические находки и т.п. с точки зрения возможного выживания и размножения, с точки рения отбора и адаптации к изменяющимся условиям.

Например, со временем изменялись конечности у предков лошади. Происходило уменьшение числа пальцев. В конце концов боковые пальцы укоротились и исчезли. Конечности стали однопалыми. Это давало преимущество в условиях смены лесных ландшафтов на степные. Одновременно происходило изменение зубов. Преимущество в выживании получили те, у кого стачивание зубов компенсировалось постоянным ростом: износ при переходе к питанию травой увеличивается из-за земли, захватываемой вместе с пищей. Иное дело - листья в лесу. (Подробнее о классических работах В. О. Ковалевского по эволюции копытных, а также о личности автора можно прочитать в книге [87]).

Эволюционные сценарии в физике и биологии.

Метод дает возможность конструировать сценарии эволюционного развития и таким образом упорядочить данные, это - способ понимать то, что было непонятно до Дарвина.

Ответы на вопросы о происхождении жизни, возникновении видов, эволюции тех или иных органов представляют собой более или менее правдоподобные сценарии, основанные на фактах и основных принципах физики, химии, теории эволюции. Сценарии являются ответом на вопрос: как это могло произойти в соответствии с данными основными принципами и имеющимися фактами. Именно, как могло произойти, а не как произошло1 . Существование единственного (с точностью до незначительных деталей) сценария, совместимого с известными фактами и основными принципами - недостижимый идеал.

Основные эволюционные события уникальны, очень длительны и их сценарии не допускают прямой экспериментальной проверки. Ее место занимает проверка устойчивости к появлению новых фактов, которое время от времени происходит. Согласуется новый факт со сценарием - хорошо. Требует незначительных изменений - тоже неплохо.

Такая же ситуация встречается во многих науках. Эволюция Вселенной, например, - еще более длительный процесс, а об экспериментальном повторении его отдельных частей нечего и думать. Все же появляются убедительные исследования о сценариях этой эволюции (рекомендуем прочитать книгу С. Вейнберга о первых трех минутах Вселенной [19]).

Метод отчасти тот же - конструирование правдоподобных сценариев. Существует и важное отличие. В теории эволюции Вселенной есть средства, позволяющие строить динамические модели на основе содержательных предположений, и аппарат для исследования моделей. Это означает, что есть способы получения однозначных следствий из принимаемых предположений. Терия биологической эволюции этого блага лишена.

Создание правдоподобных сценариев для эволюционных событий важно не только само по себе. Оно связано еще с вопросом о достаточности основных принципов. Объяснима ли эволюция живых существ с помощью теории отбора редких случайных наследуемых изменений? Важен перенос центра тяжести вопроса с объяснения на объяснимость. Мы можем не знать, как в действительности возникла Солнечная система, но тем не менее сохранять уверенность в том, что ее возникновение с высокой точностью согласуется с известными законами физики, новых же законов изобретать не надо. А в теории эволюции? Может быть, здесь многое еще достаточно убедительно не объяснено, потому что вовсе необъяснимо на основе принятых предположений. Большинство ученых сейчас полагает, что о необъяснимости не может быть и речи. Эта точка зрения горячо отстаивается М. В. Волькенштейном [24].

Истина в науке ищется, однако, не путем голосования. И некоторые видные специалисты полагают, что общепринятые положения теории эволюции в принципе не могут объяснить многих сторон развития жизни (Л. С. Берг [12], А. А. Любищев [64,65]).

Достаточны ли первые принципы?

В дискуссиях о теории эволюции противники ее дарвиновского направления, противопоставляя проблемы дарвинизма успехам физики, любят ехидно задавать такого сорта вопросы: объясните-ка из ваших основных принципов, как возник глаз? Почему-то глаз вызывает у них особую симпатию и упоминается чаще других органов.

Ответить на это можно. Во-первых, правдоподобные сценарии возникновения органов уже есть, а во-вторых, вот Вам атом меди (заданы атомный вес и заряд ядра). Сосчитайте-ка из основных принципов физики электропроводность реальной меди, ее упругость и др. Впрочем, достаточно электропроводности, но только честно: даны атомный вес, заряд, уравнения квантовой механики, закон Кулона и определение электропроводности, а более ничего. Нам известны примеры таких вычислений. Вряд ли их можно провести честно, не подглядывая по дороге на реальную медь и не делая на основе этого подглядывания существенных упрощений задачи.

Проблема: как пройти от основных принципов до модели объекта. От механики Ньютона до модели Солнечной системы, от квантовой механики до модели атома водорода пути пройдены. Модели получены, достигнуто совпадение с эмпирическими данными, которые начали собираться задолго до появления этих моделей и теории. Такие примеры есть и для теории Дарвина. Они относятся к искусственному отбору в лабораторных популяциях, к селекции пород домашних животных, к некоторым быстрым перестройкам в природе, причиной которых, увы, часто является деятельность человека, загрязняющая и разрушающая среду обитания. Несколько таких примеров приводится в главе ``Отбор по признаку''.

Метод построения сценариев базируется на успехах двух типов. Во-первых, успешное описание тех кратковременных процессов, которые мы наблюдаем и можем подробно описать, и, более того, сами организуем и которыми можем управлять. Другие успехи - построение для эволюционных событий удачных сценариев, которые устойчивы к постоянно появляющимся новым фактам, то есть поглощают их, не испытывая существенных изменений.

Теория или метод?

Чтобы не возникло путаницы, полезно провести такое разделение. Одна и та же теоретическая идея может выполнять различные функции. Она может быть элементом формально организованного знания - теории. Теория относится к некоторому классу идеальных объектов. Свойства идеальных объектов могут быть получены, выведены теоретически. Потом эти свойства относятся к реальному объекту. Здесь они составляют теоретически обоснованную гипотезу, допускающую проверку. Если проверка не удалась, то чаще всего обвиняют в неточности подбор идеального объекта, моделирующего реальность - моделирование.

Та же самая теоретическая идея может выступать и в качестве основания для метода. Формальная согласованность идеи с существующими теориями с этой точки зрения играет второстепенную роль. Зато потом полученное знание будет труднее согласовать с имеющимся. Тут выделяется особая группа задач по согласованию знаний.

Профессор А. А. Власов в середине нашего века искал уравнения, описывающие системы из большого числа частиц: жидкость, твердое тело и т.п. в ходе своих поисков он руководствовался идеей: частицы полностью делокализованы (размазаны в пространстве). Нет частиц - есть только плотность вещества. Это не согласуется ни с тогдашней, ни с сегодняшней теоретической физикой. Как критиковали А. А. Власова виднейшие теоретики: Л. Д. Ландау, Н. Н. Боголюбов... А результат? Уравнение Власова вошло во все учебники. Для него получено ``легальное'' обоснование. Метод сработал, хотя его основания были откровенно еретическими и как теория отвергнуты.

Противники дарвинизма требуют, чтобы он работал как теория ньютоновского типа с моделированием и предсказанием в тех областях, где он функционирует в первую очередь как метод построения сценариев, упаковки фактов. При этом отвергаются как недостаточные или вообще не относящиеся к сути дела аргументы, обращающиеся к успехам в моделировании лабораторных или других искусственных систем.

Вложение возможных миров. Логическое всеведение.

Чтобы разобраться в проблемах объяснения, выведения и выводимости (все равно - явлений эволюции из дарвинизма или химии из физики), нужны логические средства, упорядочивающие рассуждения. Мы будем искать их в представлении о возможных мирах.

Понятие возможного мира восходит к Лейбницу. Не входя в формальные подробности, можно сказать, что возможный мир есть некоторое ``возможное положение дел в мире'', взятом со всей деятельностью. То, как человек представляет себе возможное, управляется концепциями, которые он разделяет. Возможные миры механики - это система тел, взаимодействующих посредством заданных сил, взаимодействующих посредством заданных сил и движущихся по законам механики. Возможные миры биологии можно задавать как системы различных живых существ с заданной историей, строением и функционированием. Все неживое выступает при этом как ``среда'', а как будут представлены различия живых существ, их история, строение и функционирование - зависит от избранного взгляда на предмет биологии.

С каждой общей концепцией связано семейство возможных миров. Один из вариантов проблемы сводимости: представим себе мир, где все происходит в точности по известным фундаментальным законам физики. Будет ли в этом мире место для известной нам химии? А для биологии или физики твердого тела? Можно ли среди возможных миров фундаментальной физики найти такой, который бы практически не отличался от нашего действительного мира (за исключением тех деталей, которые известны только специалистам - физикам)? Мы вслед за многими2 ) говорим: Да! Среди возможных миров физики найдется такой, где почти все как в нашем действительном мире. И даже существуют люди, сидящие за письменным столом и создающие на русском языке такой же текст, как этот. Но сразу оговоримся: это ``Да'' есть результат веры, идеологической установки, а не знания. Знать такие вещи мог бы только логически всеведающий субъект. ``Мировой разум'' П. Лапласа, который знает все о механическом мире в каждый момент времени и может совершать сколь угодно точные предсказания, - вот примерный масштаб такого субъекта.

Есть еще одна логическая проблема. Понятия человек, дерево, ююю не принадлежат языку фундаментальной физики. Распознать эти объекты в физическом мире непросто. Если смотреть на мир через электронный микроскоп, то ни цветок, ни насекомое, ни человек не будут увидены. Даже слово ``молекула'' принадлежит иному словарю.

Есть такие тестовые задачки: найти человека, зверя или птицу в хаотическом переплетении линий. А представьте, что задано состояние системы протонов, нейронов, электронов. Найдите здесь человека. Задача эта того же масштаба, что и логическое всеведение.

Итак, сразу два препятствия, мешающие решить решить вопрос о сводимости: необходимость логического всеведения и проблема распознавания объектов, не принадлежащих к идеальным объектам физики.

Неосуществимые программы дают полезные результаты.

Нужно ли ставить вопрос о сведении и объяснении или сводимости и объяснимости? И что может дать его изучение, кроме субъективной веры в объяснимость? В мире современной физики известны основы, но никогда не будут известны все следствия. Их можно открывать - большинство теоретических работ описывает такие открытия. Следовательно, при анализе человеческих знаний надо признать в качестве допустимых и такие возможные миры, в которых запрятано труднообнаружимое противоречие. Если носитель знания лишается логического всеведения, то следует признать и ``невозможные возможные миры''. Это еще более запутывает рассматриваемый вопрос. Может быть, наше убеждение о принципиальной сводимости основано на мысленном рассмотрении невозможных возможных миров физики? (Так думал известный физик Е. Вигнер, который пытался доказать с позиций квантовой механики невозможность самовоспроизводящихся систем [22]).

Редукционизм - установка на сведение одних наук или их крупных разделов к другим : химии к физике, биологии и химии к физике, всей биологии к какой-либо ее части, физики твердого тела к квантовой механике и т.д. Цели редукционизма обычно нереальны, но полезная продукция в ходе осуществления его программ производится.

Из той области, которую хотят объяснить , ``свести'', выделяется ряд задач (обычно чрезвычайно упрощенных), которые действительно могут быть решены другими средствами, сведены на другой уровень - от химии к физике, например. Решив эти задачи, берутся за другие, несколько более сложные. Здесь прямое сведение не удается, но можно использовать уже решенные более простые задачи и строить заключения по аналогии. Кроме того, не запрещено дополнительное обращение к опыту. Так рождаются промежуточные синтетические и полуэмпирические методы исследования. Они либо образуют со временем новую область науки, обрастая ториями, фактами и средствами представления объекта, либо включаются в одну из взаимодействовавших областей науки.

Так возникла квантовая химия на стыке физики и химии, а также статистическая физика, как результат работ, ставивших своей целью сведение термодинамики к механике. Физика твердого тела, напротив, втягивает в себя продукты всех попыток редукции. В результате она стала очень сложным единством разнообразных, а иногда взаимно противоречивых идей, методов, моделей.

Интересно, что даже общепризнанные успехи объяснения одной области науки посредством другой не отменяют объясненной области с ее понятиями, методами, моделями. Так, геометрическая оптика продолжает успешно использоваться, хотя показано, что она предельный случай волновой. Напротив, методы геометрической оптики проникли в волновую как основа для построения приближений.

Редукцинизм обычно не может достигнуть своей цели, но может быть полезен. Но все же хорошо бы знать, к какой цели идет движения и не задаваться принципиально недостижимыми ориентирами. Великая цель не обязательно та, которую вообще нельзя достичь. Великая задача - не та, которая не имеет решения.

Явно свести всю эволюционную биологию к динамическим моделям отбора наследуемых вариаций невозможно, да и не нужно, а вот мыслить все эволюционные события как происходящие в том мире, где ``все по Дарвину'' (или по современной синтетической теории) полезно - это способствует упорядочению и согласованию знаний. Мы мыслим молекулы состоящими из атомов и подчиняющимися квантовой механике даже тогда, когда уравнения квантовой механики не применяются. Такое вложение позволяет ухватить любую возможность использования общих идей, любую возможность моделирования.

В физике, в тех ее областях, которые не сводятся к фундаментальным теориям, очень развита особая культура оценок. Для изучаемых объектов рассматриваются их модели - идеальные объекты фундаментальной теории. Но работа с такими моделями по соответствующим строгим правилам невозможна - как невозможно, например, выписать несколько миллионов (или более) уравнений и решить их. Резко упрощая правила оперирования с моделью и тем самым значительно ухудшая точность, получают и тем самым значительно ухудшая точность, получают оценки вместо ответа. Иногда можно прикинуть, насколько велико возможное расхождение оценки и ответа (если представить, что тот будет получен логически всеведающим субъектом). Искусство оценок было бы очень полезно и в эволюционной теории, но как его вырастить? Проблема.

Определение как автопортрет.

Есть в биологии серия ``вечных'' вопросов, посвященных выяснению понятий: ``что такое..?''. Они периодически всплывают и иногда вызывают бурные дискуссии ученых. Вопрос: ``что такое жизнь?'' - интенсивно обсуждался в научной литературе прошлого и начала нынешнего века. Сейчас же он перекочевал в основном на страницы научно-популярных и художественных книг. До сих пор вызывает споры понятие ``биологический вид''.

Эта серия вопросов призывает не просто к игре в определения. Понятия ``жизнь'', ``биологический вид'' и другие им подобные двулики. С одной стороны, они являются элементами, кирпичиками в системе знаний и могут определяться через свои функции в этой системе. С другой - они соотносятся с естественными объектами, с которыми мы непосредственно сталкиваемся в своей практике. Задача определения здесь сложнее и многообразнее, чем, например, в математике. В частности, определение жизни, даваемое ученым, содержит и его исследовательскую позицию - ``угол зрения''. Не определение, погружаемое в объект (``что такое жизнь''), а определение предмета исследования (``жизнь как...'').

Бессмысленно пытаться определить объект как объект. На это постоянно наталкиваются, но редко замечают. Надо сразу рассматривать объект как включенный в деятельность. Формулировка определения может быть полезна и как момент рефлексии, самоанализа: стоп, а чем это мы занимаемся? Утрируем: определение во многом есть зеркало дальнейшей деятельности, автопортрет исследователя. Прямо по К. Чуковскому:

``Мудрец в нем видел мудреца,

Глупец - глупца,

Баран - барана,

Овцу в нем видела овца,

И обезьяну - обезьяна.

Но вот подвели к нему Федю Баратова,

И Федя неряху увидел лохматого''.

В определении необходим, конечно, и объективный момент. Если оно плохо связано с реальностью, то возникает изучение фантомов, создаваемых исключительно воображением. Не тени, не проекции реальности будут тогда в центре внимания, но лишь ``тени теней''. Есть в определении и прагматический аспект. Кроме вопроса: ``почему так определяем'', важен и другой: ``зачем?''.

итак, обозначено три аспекта определения: что изучается, как и зачем, а впридачу еще вплетенное в них самоопределение. Можно, конечно, выделить и другие аспекты.

Дадим пример двух определений жизни - двух взглядов, связанных с различными временами рассмотрения. Подход первый, порождается взглядом на живой организм, как на постоянно самообновляющееся физико-химическое единство. Отсюда - многие современные успехи физико-химической биологии [50] и проекты теоретической биологии, обращенные в будущее [9]. Время рассмотрения здесь - одно, реже - несколько поколений. Если же взять за основу определения размножение и наследование, придем к популяционной генетике и теории микроэволюци. Здесь времена - десятки и сотни поколений.

В книге К. Анфинсена ``Молекулярные основы эволюции'' говорится: ``можно представить любой вид как иерархию белковых структур, различающихся по своей ``уязвимости'': от совершенно ``неприкосновенных'' до весьма легко переносящих изменения'' ([5], c. 223) это тоже свой взгляд на живое, в соответствии с ним строились и строятся многие разделы молекулярной биологии.

А вот отрывок из старой, но и по сей день интересной работы Ж. Леба: ``то, что мы называем жизнью, состоит из целого ряда химических реакций таким образом, что одна какая-нибудь реакция или группа реакций ($а)$ (например, гидролиз), вызывает или доставляет материал для следующей группы реакций ($b)$ (например, окислительных процессов)'' ([61], c. 230). Не правда ли, это определение похоже на зеркало исследовательской деятельности по типу: я исследую жизнь так. Прагматического аспекта мы здесь не касаемся. Его изучение требует далеких экскурсов в историю вопроса. Но, строго говоря, без этого нельзя выяснить причины, по которым проводились великие работы.

Проблема синтеза.

От разных определений приходим к разным предметам. Как связаны результаты этих областей? Вновь мы уткнулись в проблему синтеза знаний. Не исключено, сто она является основной проблемой современной биологии и дальнейшее развитие этой науки будет определяться в первую очередь прогрессом в направлении синтеза.

Заключая главу, отметим, что наука - огромная область человеческой деятельности и удержать ее всю в одном рассуждении нельзя. Даже рассматривая свою собственную деятельность, нельзя добиться полного ее охвата. Всегда схвачена и проанализирована будет только какая-нибудь проекция.

Неполнота проведенного разбора очевидна, но этот второй шаг вооружил нас для дальнейшего движения.



Demon_Darwina